ЭМОТИВНАЯ СЕМАНТИКА СЛОВА КАК КОММУНИКАТИВНАЯ СУЩНОСТЬ

Шаховский В. И.
(Волгоград, Россия)

Шаховский В.И. Эмотивная семантика слова как коммуникативная сущность. Сб.: Коммуникативные аспекты значения. - Волгоград: Волгр. пед. ин-т, 1990

Проблематика коммуникативного аспекта значения слова довольно четко выделена Всесоюзной научной конференцией "Коммуникативные единицы языка" [l]. Кардинальным вопросом коммуникативной лингвистики, по мнению Е.С.Кубряковой, является вопрос о том месте, какое категория значения занимает в процессах коммуникации. Этот вопрос, однако, сложен и может быть расчленен на ряд составляющих: в каком виде семантика включается в речевую деятельность, каковы конкретные функции языкового значения в процессе речи, какие этапы процесса речи связаны с созданием и использованием языкового значения, с какими языковыми формами сопряжено его создание к использование. Кроме этого, решение названного вопроса невозможно без анализа-сопоставления категории значения с обеих позиций - говорящего и слушающего - , т.к. первый идет от личностных смыслов к поискам способов их языкового выражения, а второй занят поисками ключевых моментов в процессе понимания потока речи и установлением содержащихся в них значений. Это предполагает еще одну сторожу рассмотрения коммуникативного аспекта значения - что происходит на пути от слова к предложению /высказыванию/ с этим словом и, наоборот, как формируется значение слова на основе предложения /высказывания/ [2, 140-146].

Нашей задачей является попытка заложить в программу исследований, входящих в сферу коммуникативной лингвистики, специфический компонент значения слова - эмотивный.

Этот компонент представляет собой результат отражения эмоций в слове в процессе их вербализации и семантизации. Являясь социально обобщенным, он служит для индивидуального выражения эмоциональной оценочности объектов мира, его реализация происходит в эмоциональных ситуациях общения через эмоциональный тип речевых актов. Все это позволяет говорить об особом - эмоциональном - типе коммуникации. Рассмотрение этих понятий начнем с некоторых обобщений, касающихся их первопричины - внеязыковой категории эмоций, получавших различное отражение в лексико-семантической системе языка [3]. Под эмоциями понимается особая форма отношения человека к явлениям действительности, обусловленная их соответствием/несоответствием потребностям человека [4]. При этом, эмоции отражают не объективные качества предметов мира, а их значения для деятельности говорящего, и что еще уже - их значение для говорящего в данный момент /это - т.н. "сиюминутные эмоции"/.

О важнейшей роли эмоций в жизни человека как языковой личности нам уже приходилось писать не раз, поэтому в поддержку своих идеи сошлемся на 14-й Международный конгресс лингвистов, состоявшийся в августе 1987 г. в Берлине. Один из программных докладов, прочитанных там, доклад Фр.Данеша, был посвящен месту эмоций в языке человека. Эмоции не только испытываются, но И манифестируются языком, демонстрируются сознательно, имитируются, провоцируются говорящими. С этой целью они концептуализируются, вербализизируются и семантизируются языком и в языке, что позволяет и выражать их, и говорить о них. Сопоставляя когницию и эмоции, Фр.Данеш отмечает, что "когниция вызывает эмоции, так как она эмоциогенна, а эмоции влияют на когницию, так как они вмешиваются во все уровня когнитивных процессов", что при всем их различии они являются двумя главными параметрами способности человеческого ума, опыта с личностными и социальными аспектами. Они тесно взаимосвязаны в структуре личности: когнитивные процессы сопровождаются эмоциями, эмоции когнитивно осмысляются [5]. Тем более представляется важным напомнить, что до настоящего времени не определено ни поле эмоций, ни их классификация, ни механизм их включения в речь. Отсутствуют лингвистическая и психологическая теория эмоциональной стороны речи [6] , хотя на многочисленных мелких исследованиях уже убедительно доказана роль эмоций как аргумента воздействия, особенно В учебно-воспитательных и пропагандистских [7] /контрпропагандистских/ целях.

Мы убеждены, что без этого не может быть полным никакое исследование, выполняемое в русле коммуникативной лингвистики, прагмалингвистики или антрополингвистики, так как эмоции - это неотъемлемая часть человека и его речевой деятельности, это одна из его важнейших характеристик, ибо через языковое выражение эмоций познается и сам человек как языковая личность. "Нельзя познать человека, не познав его язык", - твердо и убежденно заявляет Ю.Н.Караулов. Но с другой стороны, нельзя познать и сам язык, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю [8,7]. А поскольку, как известно, в основе выражения эмоций человека лежат рефлекторные и инстинктивные механизмы, генетически общие для всех людей, то и языковые средства, способы этих выражений типизированы, кодированы, универсальны по крайней мере для данной языковой общности.

А.А.Леонтьев отмечает, что "язык входит в сложное единство, он - факт одновременно социальный, предполагающий коммуникацию, гносеологический, психический, семиологический, имевший логико-понятийный и прагматический аспекты" /выделено нами - В.Ш./ [9]. Коль скоро существование эмоций - объективный факт, как и их выражение средствами языка, то при анализе его функций естественно выделять эмотивную функцию, отражающую специфическую коммуникативно-деятельностную потребность человека - передать эмоциональное отношение к тому или иному событию, факту, предмету, явлению окружающего мира. Это отношение является одним из коммуникативных признаков общения, одним из средств удовлетворения потребности в общении. Речевые ситуации переживаются людьми всегда, и это не может не отразиться на их речи. Существует даже такое мнение, что любое высказывание эмоционально, что в речи нет эмоциональной нейтральности [5, 274] . Этот факт можно, вероятно, объяснять тем, что любой коммуникативный акт мотивирован каким-либо интересом: необходимостью высказывания, стремлением воздействовать на получателя/слушателя, потребностью к какой-либо информации и пр. прагматическими причинами [8, 53] .

Одним из позитивных вкладов эмотивизма в теорию спецификации форм человеческой коммуникации является выделение его сторонниками /Огден, Ричарде, Дьюи, Елекмур, Остин, Олстон и др./ эмоционального типа коммуникации. Вопрос о типах языковой коммуникации упирается в вопрос о типах языковых функций. Как известно, единого мнения в этом последнем вопросе до настоящего времени нет. Однако выделение двух базовых функций языка - служить средством осуществления человеческого мышления и служить средством человеческого общения - уже не вызывает возражений. В их взаимосвязи проявляется взаимодействие языка и мышления, а поскольку эмоции включены в структуру сознания, то они сопровождают и ту и другую функцию в различном превалировании рационального и эмоционального в зависимости от ситуации общения и ее цели. В конечном счете вербальное выражение эмоций осуществляется в коммуникативных целях, в том числе и тогда, когда адресатом является сам говорящий.

В этом плане в лингвистической литературе выделяется эмотивная функция языка, целью которой является осуществление специфической формы эмоциональной коммуникации людей. В любой языковой функции А.В. Бондарко различает две стороны: потенциальную и результативную [10, 195-197] . Соответственно и эмотивную функцию можно понимать, с одной стороны, как реализуемую, т.е. как процесс, а с другой - как реализованную, т.е. как результат. В этом плане нами различается эмотивная валентность языковых единиц, их эмотивная семантика и их эмотивное употребление. А.В. Бондарко справедливо замечает, что "всякое значение формы есть вместе с тем ее функция (в том смысле, что выражение этого значения представляет собой назначение данной формы), но не всякая особая функция той или иной формы есть особое значение, поскольку далеко не все разновидности целей употребления форм могут рассматриваться как их внутренние системно значимые признаки" [10, 199]. В случае эмотивов эти внутренние системно значимые признаки формируют эмотивную семантику слов и их эмотивную валентность. И та, и другая в процессах реализации подвергается некоторым преобразованиям, и поэтому, как отмечает А.В.Бондарко, в каждом случае такого преобразования есть элемент развития [10. 195]. В этом плане мы и писали о бесконечной эмотивной валентности единиц языка и речи [11], объясняемой взаимосвязью их эмотивной семантики, эмотивной функции, эмотивных употреблений в конкретных речевых актах, в которых эксплицируются все новые и новые эмотивные реализации. Говоря словами А.В. Бондарко, "появление новых элементов в речевых манифестациях функций может стать основой для изменения и развития самих функций как потенций языковых единиц [11, 197], что справедливо и для эмотивной валентности, семантики, функции.

Формы коммуникации зависят от употребления языка, а оно может быть и эмоциональное. Поскольку эмотивизм отрывал эмоции от интеллекта, он, соответственно, противопоставлял интеллектуальную и эмоциональную коммуникации и на основе тезиса о верифицируемости первой и неверифицируемости второй, отрицал роль эмотивных суждений и эмотивной референции в познании. С позиций сегодняшних достижений марксистской психологии и философии данные положения теории эмотивизма легко опровергаются, что находит подтверждение и в лингвистических исследованиях. Так, например, Н.М. Разинкина показала, что в английских научных текстах, которые по Огдену и Ричардсу являются символическим типом коммуникации, где лексика используется только в референциальном значений, широко представлены эмоционально-субъективные элементы языка [l2]. Н.Я. Сердобинцев на материале русского языка установил, что эмотивно окрашенные единицы вводятся в нехудожественные тексты, т.е. публицистические, научные, деловые, газетные и т.п., уже в первой половине XVIII века [l3]. Этот факт, на наш взгляд, несомненно говорит о коммуникативной силе эмоций и о том, что они являются одной из коммуникативно-деятельностных потребностей человека, и поэтому для эмотивных средств языка почти нет запретных зон в многообразию сферах человеческого общения.

Реальность такой потребности человека в эмоциональном типе коммуникации как тактической и стратегической категории объясняет наличие специального эмотивного кода языка и эмотивных средств на всех его уровнях, маркированных специфичной эмотивной семантикой. Другими специфическими параметрами эмоциональной коммуникации являются следующие: ее причина - напор чувств коммуникантов, ее объект - конкретный получатель или эмоциональный стимул - ''виновник". Как заметила Н.Д. Арутюнова, в отдельных случаях причина раздваивается на лицо-виновника и событие-причину, а понятие лица-виновника преобразуется, в свою очередь, в понятие объекта чувств - той мишени, которая принимает на себя рикошет эмоций, названных событийным раздражителем [14]. В случае эмоциональной коммуникации эмоциональными являются и стимулы, и интенции, и ситуации, и, как правило, реакции. Целью такой коммуникации является или эмоциональное самовыражение, эмоциональное отношение говорящего к чему/кому-либо, или эмоциональное воздействие на получателя. Функциональным превалированием в данных случаях является процесс выражения, в отличие от неэмоционального типа коммуникации, где превалирует процесс номинации. К ее специфике относится и ослабленная способность упреждения вероятностного хода развития эмоциональных речевых действий, и ее влияние на качество обратной связи коммуникантов.

Процесс зарождения эмоциональной коммуникации и трансформация эмоций в речевые поступки получает, например, у Дьюи, такое объяснение: слепой импульс превращается в интерес, в план действия в той мере, в какой он реализует запас значения в опыте. Происходит процесс трансформации энергии импульсов в пронизанное мыслью действие, благодаря ассимиляции значения из фона опыта. Упорядочение импульсов и включение их в систему интерсубъектных значений приводит к возникновению эмоциональной коммуникации [15]. Рассмотрим изложенные тезисы на конкретном примере - эпизоде, взятом из рассказа Ф. О'Коннор "Откровение" (Revelation). В этом рассказе описывается зарождение и реализация эмоции ярости у девушки-пациентки Мэри к одной из других пациенток - фермерше миссис Терпин, ожидающей вместе с ней приема у врача. Объектом эмоции является, эта фермерша - высокомерная расистка, а причиной эмоции ярости - ее беспардонная болтливость, в которой обнажается противоречие между внешней респектабельностью, добропорядочностью и высокомерием, самовлюбленностью и набожным лицемерием. Субъектом описанных в рассказе эмоций группы гнева является Мэри. У других пациентов, ожидавших своей очереди к врачу, разглагольствования миссис Терпин такой внешней реакции не вызвали, поэтому эти люди субъектами выраженной эмоции не стали. Уровень их эмоционального реагирования на ее болтовню оказался намного выше, чем у больной Мэри. Направленная и потому предметная эмоция ярости у Мэри проявилась вербально к кинетически: она с силой швырнула в лицо миссис Терпин книгу, которую пыталась читать вопреки ее разглагольствованиям, и попала ей в глаз, потом издала дикий вопль, бросилась на нее и впилась ногтями ей в шею. Глаза Мэри побелели от ярости, голос стал глухим и низким, когда она обзывала миссис Терпин старой премерзкой свиньей и посылала ее к черту. Это подтверждает, что эмоции имеют ориентированный характер, так как адресованы определенному объекту, в этом плане можно говорить о субъектно-объектной направленности эмоционального типа вербальных отношений. Речевые ситуации эмоционально переживаются людьми, и это отражается в их речи. В рассматриваемом примере это выразилось как в авербальном к вербальном эмоциональном выпаде Мэри: "Go back to hell where you came from, you old wart hog!" (P. O'Connor, p. 188), так и в эмоциональной реакции миссис Терпин: "I'm not", she said tearfully, "a wart hog, from hell". The tears dried. Her eyes began to burn instead with wrath (p. 190). Она долго и очень бурно переживала это оскорбление: ночью не могла уснуть от этого публичного унижения, утром она пожаловалась своим работникам - неграм, ища у них сочувствия, потом даже отправилась на свиноферму, чтобы убедиться, насколько она похода на старую свинью "How am I a hog? Exactly how I as like them?" (p.196)" Как видно из рассказа, данный языковой эмотив, состоящий из комплекса лексических, структурных и просодических эмоциональных элементов, оказался чрезвычайно прагматичным для миссис Tepпин, от него она страдала cильнее, чем от физической боли: Мэри подбила ей глаз, поцарапала ее когтями и пыталась ее душить (комплекс эмоциональных кинем). Это тот самый случай, о котором писала К.Д. Арутюнова, здесь причина эмоции раздвоилась на лицо-виновника /миссис Терпин/ и событие-причину /ее болтовня/ как событийный раздражитель, а лицо-виновник превратилось в мишень эмоций. Приведенный эпизод иллюстрирует все этапы порождения эмотивного вербального и авербального поступка и его эмоциональную рамку: субъект и объект эмоций, зарождение мотива, выступавшего в роли зачина эмотивного высказывания, формирование эмоциональной интенции /прекратить болтовню миссис Терпин/, вербальная реализация внутренней программы, эмоциональная фонация, просодия и кинесика. В нем же отражен и эвристический поиск нужного аффектива "старая премерзкая свинья" при переходе от субъективной семантики к социальной.

Разумеется, существуют определенные нормы использования эмотивов в речи, на что указывает, например, замечание Р.Экобсона о том, что слово horrible в словосочетании the horrible Harry предпочтительнее перед dreadful или terrible [16]. Но чаще, однако, их отбор и реализация, a порой и окказиональное порождение происходят спонтанно и зависят от образа жизни говорящего, как в нижеследующем примере: "Обвел вокруг пальца, обштопал, надсмеялся и обманул. Я один во всем виноват, старый башмак, рында треснутая, ржавый шпангоут, тудыть меня в печенку!" И капитан принялся чистить трубку. /А.Кучаев. Сила любви/. Опорные слова /они подчеркнуты/ позволяют "реконструировать" этот образ жизни: говорящий - моряк, капитан на пенсии, этим и объясняется его набор окказиональных эмотивов - самохарактеристик. Этот пример показывает, что "эвристический поиск" нужного эмотива или оттенка его эмотивной семантики выражавшего определенное эмоциональное отношение, зависит не только от самой коммуникативной ситуации, но и от говорящей личности.

На вопрос о том, возможно ли общение людей только эмотивами, конечно же, надо ответить отрицательно. Однако имеются некоторые наблюдения, показывающие, что как отклонение от нормы, такое общение в принципе возможно. Так, персонаж Ильфа и Петрова Эллочка Щукина легко и свободно обходилась в общении с людьми тридцатью словами и выражениями, большинство из которых было междометиями: "хо-хо" и "ого", которые в зависимости от обстоятельств выражали иронию, восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворенность; типа "знаменито", "мрачный" /по отношению ко всему. Например, "...мрачная погода", "мрачный кот", "мрачный случай".../, "мрак", "жуть", "жуткий" /Например, при встрече с доброй знакомой: "жуткая встреча"/, "парниша" /по отношению ко всем знакомым мужчинам, независимо от возраста и общественного положения/, "Кр-р-ра-сота!".

Богатство рационального и эмоционального содержания наиболее часто употребляемого Эллочкой Щукиной аффектива "Хо-хо!" видно из следующей штаты: Эллочка "примеряла очень миленькую крепдешиновую кофточку. В этом наряде она казалась почти богиней.

- Хо-хо! - воскликнула она, сведя к этому людоедскому крику поразительно сложные чувства, захватившие ее.

Упрощенно чувства эти можно было бы выразить в следующей фразе: "Увидев меня такой, мужчины взволнуются. Они задрожат. Они пойдут за мной на край света, заикаясь от любви. Но я буду холодна. Разве они стоят меня? Я - самая красивая. Такой элегантной кофточки нет ни у кого на земном шаре".

Но слов было всего тридцать я Эллочка выбрала из них самое выразительное - "хо-хо". /Ильф и Петров. Золотой теленок/.

Данный пример показывает, что и за аффективами может стоять рациональная информация, многократно свернутая и глубоко "погруженная" в "эмоциональную оболочку". Нетрудно увидеть в вышеприведенной расшифровке аффектива "хо-хо" прообраз семантического словаря А. Вежбицкой и возможность передачи содержания эмоций в логических терминах.

В эмоциональной коммуникации наблюдаются три разновидности вербализации эмоций коммуникантов. Во-первых, говорящий может выпустить целую обойму эмотивов, чтобы сбросить свой эмоциональный пар. Например: Мысль о Лерке /жене, ушедшей от него с дочерью/ не угасала, наоборот, подступала ближе. Как на душе смута - она, тут как тут, во прилипчивый человек! Баба! Жена. Крест. Хомут на шее. Обруч. Гиря. Канитель земная. /В.Астафьев. Печальный детектив/, Во-вторых, говорящий может не сразу найти нужное слово или вообще не найти его, чтобы выразить им те эмоции, которые он переживает в данный момент. Это касается прежде всего самых сильных эмоций из группы гнева или восхищения. Ср.: "I shall hate you till I die, you cad - you lowdown - "What was the word she wanted? She could not think of any word bad enough. (K.Mitchell. Gone with the Wind).

"It's - it's" - Colonel Bantry struggled to express himself, - "it's - incredible - fantastic! (A.Christie. Puzzles). Мотивом выбора слова-оскорбления в первом случае и слова-восхищения во втором является не денотат номината, а та эмоция, которая переживается коммуникантом в момент говорения. Думается, что эмоциональная коммуникация как никакая другая подтверждает справедливость мнения Ю.Н. Караулова, который предлагает основную заповедь современной лингвистической парадигмы "За каждым текстом стоит система знаний" расширить до такой - "За каждым текстом стоит языковая личность, владеющая языковой системой" [8, 27]. Этим самым делается акцент на человеческий фактор в языке.

Эмоциональная коммуникация реализует эмотивные компоненты лексического значения в виде эмотивного значения, коннотации или эмотивного потенциала. При этом эмотивный потенциал слова может быть двух видов - внутренний и наведенный. Как коммуникативная сущность, эмотивность слова может быть либо актуализирована, либо эксплицирована, либо наведена. Процесс реализации всех видов эмотивной семантики слова при эмоциональной коммуникации довольно многообразен. В суммативном виде можно назвать, например, следующие его моменты: при переходе от личностных эмоциональных смыслов к языковым формам выражения эмоций коммуниканты либо подгоняют эмотивы под переживаемую ими В данный момент эмоцию, ЛИБО наделяют эмотивными смыслами нейтральные "упаковки". И в этом, и в другом случае чаще всего происходит довольно приблизительная вербализация переживаемых эмоций, т.к. язык в значительной степени отстает в адекватности их оформления. Далее, одно и то же эмотивное значение может быть реализовано через множество лексических единиц, для этого в словарном корпусе языка имеются и синонимы, и полиномы, не говоря уже о бесконечных ситуативных эмотивах. Коммуникативный аспект лексической семантики эмотива предполагает смену семасиологического статуса эмотивности: ингерентный потенциал может в коммуникативных целях становиться коннотацией, а коннотация - переходить в эмотивное значение, когда нейтральное или эмоционально-окрашенное слово употребляется в функции аффективов, как в вышеприведенном примере с-Эллочкой Людоедкой. Это явление можно определить как коммуникативный динамизм эмотивной семантики слова.

На то, что эмотивность является коммуникативным качеством речи, указывает и такой факт, как включенность одной и той же эмотивной единицы в оба коммуникативных процесса: порождение высказывания и его интерпретация. Одно и то же эмотивно-окрашенное значение в одной и той же коммуникативной ситуации может интерпретироваться отправителем и получателем по-разному. Это зависит от целого ряда моментов: от эмоционального состояния коммуникантов при общении, от иx общего эмоционального индекса /или тренда/, от интенции, которые могут часто не совпадать у коммуникантов, от их тезаурусов и пр. Схема этих и других зависимостей разной включенности одной и той же эмотивной семантики в процесс порождения речевого акта и в процесс его интерпретации довольно сложна и открыта в силу неисчислимости этих зависимостей: каждый речевой акт индивидуален, и количество эмотивных смыслов по причине бесконечных смысловых валентностей не поддается исчислению.

В связи с этим представляется наиболее учитывающим его коммуникативный аспект определение лексического значения слова как сущности, с одной стороны, закрепленной за определенным языковым знаком и потому имеющей системный статус, а с другой стороны, - КАК сущности, преобразуемой в ходе комбинаторики знаков и потому динамической, выявляющей в коммуникативном процессе лишь некие общиe свойства [2, 145] .

Библиография:

1. Коммуникативные единицы языка: Всесоюзная научная конференция /тезисы докладов/. - М., 1984.
2. Кубрякова Е.С. Коммуникативная лингвистика и проблемы семантики // Коммуникативные единицы языка. - М., 1985.
3. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. - Воронеж. 1987. - С. 88-100.
4. Педагогическая энциклопедия. - Том 4. - М., 1968. - С. 675.
5. Danes Fr. Cognition and Emotion in the Discourse Interaction: A Preliminary Survey of the Field // Preprints of the Plenary Seasion Papers. - XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL, Berlin 10-15. August, 1987. - Berlin., 1987.- P. 272-291.
6. Леонтьев А.А. Психофизиологические механизмы речи // Общее языкознание. - М., 1970. - С.343.
7. См., напримep, Сазонов В.А. Рациональное и эмоциональное в лекции. - М., 1982. - С. 52-63.
8. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М., 1987. - С.7.
9. Леонтьев А.А. Психология общения. - Тарту, 1974. - С.79.
10. Бондарко А.В. К истолкованию понятия "функция" // Изв. АН СССР. Сep. лит-ры и яз. - 1987. - Т.46. - № 3.
11. Шаховский В.И. Эмотивная валентность единиц языка и речи // Вопросы языкознания. - 1986. - № 6. - С. 97-103.
12. Разинкина И.М. Стилистика английской научной речи /Элементы эмоционально-субъективной оценки/. - М., 1972.
13. Сердобинцев Н.Я. Соотношение разговорной и книжной речи, приемы введения элементов разговорной речи в нехудожественные тексты произведений первой половины XVIII века // Структура лингвостилистики и ее основные категории. - Пермь, 1983. - С. 56-69.
14. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. - М., 1976. - С. 155.
15. См.: Прозерский В.В. Критическкй очерк эстетики эмотивизма. - М., 1983. - С. 103.
16. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм "за" и "против". - М., 1975. - С. 357.

 Статья в Word

Сведения об авторе:

Шаховский Виктор Иванович
д-р филол. н., профессор
Волгоградский государственный педагогический университет,
зав. кафедрой языкознания
Контакты:
400131 Волгоград, пр. Ленина, 27, ВГПУ, каф. языкознания
тел. (8-8442) 95-13-54
факс (8-8442) 95-13-68; 95-13-69; 95-13-78

Вернуться в БИБЛИОТЕКУ
Вернуться на главную страницу